Вдоль реки Меши к Волге

Петр пришел на базар впервые. Ночная мгла еще не развеялась, поэтому базар гудел как муравейник в тени.

На дощатых столах под навесом продают масло, молоко, катык, яйца. В одной стороне мука, крупа, картофель, в другой стороне на столах - ягоды, подальше - скотина. Прямо за ними ремесленники разложили сделанные своими руками товары. Место, где расположились мастера, - самый интересный уголок базара. Народ их окружил в тесное кольцо, как во время сабантуя наблюдают за батырами. Кто-то товар выбирает, кто-то помогает товарищу выбирать, есть и такие, кто без всякой цели просто любуется миром красоты.

Больше всего Петру понравилась группа гончаров. Каких только здесь нет горшков! Хочешь большие, хочешь маленькие. Начиная от мисочек для блинов и катыка до кувшинов для пива - все есть! Сделаны они разных форм, красиво покрашены в яркие краски. Когда их задевают друг об друга, они издают, красиво звеня, свою мелодию. Как будто зазывают покупателей к себе. Около покрашенных в черный, синий, желтый цвета дуг и уздечек, украшенных медными пуговицами, суетятся покупатели, интересующиеся упряжью для лошадей.

Рядом с ними выстроились продавцы лаптей. Каждый хвалит свой товар. Чтобы привлечь внимание покупателей, что только они не наговаривают:

- Эх, лапти да лапти,

- Из лыка, лучше кожи,

- И колодка, как калоши,

- А бечевка - чистейший лен,

- С широким носом - старикам,

- И цена то так мала,

- За две копейки вам отдам!

Петру показалось, что он слышит очень знакомый голос. Подожди, кто из продавцов проговорил это? Близкий к пению этот голос снова привлек внимание всего рынка:

- Улыбаются в руках,

- В пляс пускают на ногах,

- Как сверкают, посмотри,

- Если нравятся, забери.

Глаза Петра на этот раз быстро нашли глашатая. Это же дядя Максим! Вспомнил! Когда он снимал с колодки свои лапти, он же эти куплеты напевал! Его голос придает базару, какое - то, веселье.

Петр, подойдя сзади, решил пошутить и стащил пару лаптей. Но зоркие глаза дяди Максима его тут же заметили.

- Совсем стал похожим на русского! - узнал он своего соседа.

- Кончаются? С кем приехал?

- Осталось всего 2 пары, сейчас поговорим.

Дядя Максим, когда продал последнюю пару лаптей, направился к своей лошади:

- Пойдем, посидим на телеге.

Он вытащил из кармана ржаной хлеб, отломив половину, отдал Петру. Они уселись рядышком на свежевыкошенное сено.

Петр рассказал дяде Максиму о событии, произошедшем вчера на мельнице, высказав своё недоумение. Похвалил дядю Степана.

- Оказывается, везде одно небо, одно солнце, - сказал дядя Максим. - Помещик деревни Юнусово Куропаткин тоже ссорится с помещиком Селенгушей Соколовым из-за мельницы. Куропаткин, чтобы не пускать воду на мельницу Соколова, приказал рыть канаву, чтобы Меша текла прямо. Не знаю, чем закончится.

- Зачем же богатые так поступают, у них ведь и так денег много?

- Богачи хотят обогнать друг друга. Так и живут. Богач богача, царь царя ненавидит.

- Дядя Максим, почему в нашей деревне горшки не лепят? - сказал Петр, сам не замечая, перевел разговор на другую тему.

- В Пестрецах их лепят издавна. У нас же нет таких ремесленников.

Дядя Максим собрал зеленое сено, лежавшее перед лошадью, бросил его на телегу. Поправив уздечку, приподнял и завязал седелку. Он собирался уезжать домой. Петр купил небольшой горшок и положил дяде Максиму в мешок.

- Маме, чтобы козье молоко наливать, - сказал он.

Дядя Максим окинул взглядом соседского паренька с головы до ног.

- Совсем взрослыми парнями становитесь, - сказал он радостным голосом, - вот обрадуется Александра.

Петр проводил его, сидя на телеге, до тех пор, пока лошадь не повернула к переулку.

24.

"Царь начал войну. Даже не подождали, пока уберут урожай. … Того-то взяли на войну", - хотя такие слова Петр слышал часто, хотя и видел, как под гармонь и грустные песни из деревни уходили мужчины, Петр еще не чувствовал сердцем, насколько война приносит горе и несчастья. Не зря в народе говорят: "Чужое на полке, свое - в сердце".

Сначала бедствия войны вошли в дом дяди Степана как грустная волна. Немного времени прошло, как дядя Степан ушел на войну, эта волна стала превращаться в страшную силу наподобие половодья, вышедшего из берегов реки.

Утешительными для Петра остались только добрые слова дяди Степана, сказанные им на прощание:

- Ты, Петька, не унывай, работай здесь. На мельнице голодным не будешь. Я, может быть, скоро вернусь.

Тетя Варвара с Марусей к Петру относятся хорошо, но, тем не менее, чувствуется, что в доме чего-то не хватает, как будто у солнечного круга один край откололся, одна сторона в разрывах.

Не прошло и месяца, как уехал дядя Степан, еще не закончились полевые работы, и заморозки еще не отошли, в одно такое осеннее утро в дом тети Варвары заявились урядник с богачом Филимоном.

Урядник вынул из кармана бумагу и карандаш, то ли только для виду, или в самом деле по- настоящему, что-то начал писать. Потом, ссылаясь на войну, стал домогаться Сокола:

- Мы исполнители воли царя, Варя, коня хочешь, не хочешь, заберем! - сказал урядник резко. А сам хитро улыбнулся Филимону.

- Нет, нет, скоро Степан вернется! - сказала тетя Варвара, умаляющими глазами глядя на мужчин.

Тем временем урядник с Филимоном вышли во двор. Богач открыл малые ворота полностью. Урядник вошел в конюшню и зауздал беспечно жевавшего сено Сокола. Обомлевшая тетя Варвара вдруг как бы очнулась, подошла к воротам и перегородила путь:

- На ту войну ведь ушел мой муж, хотя бы коня оставьте, божьи люди.

Филимон - богач, подталкивая ее, вынудил отступить.

- Хочешь против течения плыть, безумная женщина, если сочтут нужным, и тебя заберут вон в каменный мешок! - кричал он, брызгая слюной.

Петру хотелось защитить тетю Варвару, вырвать из рук урядника уздечку Сокола. Но он знал, что он пока бессилен рядом с этими здоровенными мужчинами.

Когда они вышли на улицу, Сокол печально заржал. Так он выразил свое предчувствие расставания с истинными хозяевами и несогласие подчиняться чужим людям.

- И сена у нас много было. Что уж было бы, если бы не тронули?

Повторяя не раз одни и те же слова, тетя Варвара плакала навзрыд. Через некоторое время то ли желание плакать ослабло, то ли пожалела притихших Марусю и Петра, протерла глаза и немного успокоилась.

Таким образом, Петр расстался в этом доме со вторым полюбившимся существом, где-то глубоко в душе приютилась вторая пустота.