Вдоль реки Меши к Волге
13. Когда вышли на лесную поляну, лошади быстро уткнулись в траву.
- Привыкаешь? Бедра не болят? - сказал Ахмет, повязывая уздечку на пояс.
- Когда скачешь рысью, хорошо, как будто летишь, и не подпрыгиваешь.
- Молодец, с тобой можно сработаться. Через недельку тебя подсажу на Рыжелобика. У него спина и мягкая и удобная. Если начнет скакать, только держи под уздцы. Он ведь скакун.
Они уселись на пни спиленных деревьев. Лошади спокойно жевали траву с утренней росой. Небо чистое-чистое. Солнце плавно пробирается к верхушкам сосен. Кусты не шевелят листвой, как будто к чему-то прислушиваются. Запах сена щекочет нос, радует, наслаждает грудь. Сидеть верхом на лошади в такую погоду для Петра верх удовольствия. Дядя Ахмет обещал пересадить его на Рыжелобика. А Петру уже сегодня хочется оседлать его. Эх, проскакать бы ему верхом на Рыжелобике по улице в Альведино.
Пусть увидят его деревенские мальчишки, пусть завидуют. Мечты совсем заворожили Петра. Ему захотелось вырваться из этой тихой поляны в другой, более свободный мир. Как может уместиться та счастливая жизнь, которую он мечтает увидеть, на этой узкой поляне? Она - та счастливая жизнь, наверное, далеко, за темными лесами, высокими горами, за большими морями. Чтобы туда добраться, даже верхом на Рыжелобике, вероятно, пришлось бы долго скакать.
Загнав на поляну молодых жеребят, стремящихся углубиться в лес, друзья начали разговаривать:
- Надо постараться не терять лошадей из виду, скоро должен приехать Куропатка, - сказал Ахмет, с интонацией совета, назидания и предупреждения, - после его приезда Глухой становится еще злее. Даже по спине проехаться дорого не попросит.
- А где сам Куропатка живет?
- В далеком городе. Он большой человек. Сюда он приезжает только летом. Русские его называют князем.
- Наш помещик Бравин также.
- Что, в Альведино тоже есть помещик?
- Почему нет? Еще двое. Второго мы называем Лаксандр Павлович.
- Наша Куропатка мальчишкам, открывающим ворота в поле за деревней, кидает медные монеты.
- А мы бежим за тарантасом помещика. Ты бы видел, как скачут его кони! Его из Казани привозит приказчик Пырнай (Чёрный?). А в Иске - юрте есть помещик?
- Нет, только богатые.
- Э-э-х, ваша деревня!
- Наша деревня?
- У татар, оказывается, даже помещиков нет, а у кряшен - есть! - стоял на своем Петр. Ахмета задело то, что его дразнит мальчишка, моложе его.
- Я тебе сейчас покажу, - сказав это, Ахмет потянулся за кнутом. Они побежали вглубь леса. Хотя Петр, пытаясь обмануть Ахмета, бежал, бросаясь в разные стороны, конец кнута быстро достиг его и довольно больно хлестнул по щиколотке. Петр громко запищал, но, не переставая бежать, скрылся в кустах. Ахмет хотел только напугать, вот ведь как получилось.
- Петр, Петр, выходи, давай, нечаянно попал ведь, - кричал Ахмет, но Петр не отвечал.
"Наверное, ушел домой, чертенок",- расстроился он. Ахмет согнал коней в одно место. Солнце уже высоко поднялось. Время приближалось к полудню. Он, встав на открытое место, стал измерять лаптями длину своей тени. Получилось шесть лаптей. Еще на одни лапти сократится, будет полдень. Ахмет, достав обеденный мешочек, сложенный впятеро, уселся на большой пень. Почти около него закуковала кукушка.
- Кук-ку!
- Сколько мне судьбой отпущено лет, кукушка?
Кукушка, как будто поняв сказанное Ахметом, начала еще громче кричать:
- Кук-ку! Кук-ку! Кук-ку!
- Один, два, три, … пять …
Кукушка, как будто ей по голове стукнули, замолчала. Другая птица, обретя человеческий язык, начала красиво напевать:
- Ах-мет! Ах-мет!
Не было сомнений, напевающий мелодию звук принадлежал Петру. Ахмет, бросив на землю мешочек, который он начал развязывать, обрадованный, спотыкаясь, побежал туда, откуда доносились звуки.
- Петр! Петр! Иди сюда, пойдем обедать!
- Кук-ку!
Звук раздавался прямо над ухом. Ахмет увидел своего друга на макушке сосны, стоявшей перед ним.
- Упадешь ведь, спускайся скорее, идем обедать. Через несколько минут они, как встретившиеся после долгой разлуки друзья, весело разговаривая, угощались едой из своих мешочков. Петр представил свою маму и старшего брата Сергея. Дома, наверное, с большой надеждой его ждут мать, у которой смолоду лицо покрылось морщинами, и заострился подбородок, и обиженный природой старший брат. Мать еще с весны хотела отдать Петра в пастухи. Но в Альведино не нашлось желающих взять Петра в помощники.
Петр съел половинку кусочка хлеба с полулитром молока, почувствовал, что наелся. А домашние? Незаметно, чтобы не увидел Ахмет, сунул в карманы бишмета полкусочка хлеба и два яйца. "Как-нибудь надо найти возможность сходить домой, обрадовать их'',- подумал он. Ахмет, как - будто прочитав его мысли, заговорил: "Не волнуйся, брат. Дела у нас пойдут. Добыть еду для нас - раз плюнуть. Ты еще не знаешь, что выход есть". А потом, как бы проверяя Петра, посмотрел в его широко раскрытые карие глаза. Кажется, в них искал искры сочувствия и доверия к себе. Говорят же, что у человека на душе, можно узнать по его глазам. Бывало, Ахмет внимательно всматривался и в Глухого, и в Левшу - Антона. Петр кажется другим. Похоже, что он бесхитростный и послушный малый.
- Выход есть,- продолжил начатое Ахмет, - только надо быть осторожным с Левшой. Может оказаться ябедой. Какой-то странный он. Замкнутый в себя. Но сам он такой сильный. Если ударит левой рукой, кого угодно с ноги свалит. Говорят, что синяк, полученный от его удара, никогда не проходит. А еще говорят, что он на войне очень хорошо побил японцев. Ахмет Антона недолюбливает. Но во время разговора с людьми, сам того не замечая, начинает его хвалить. То ли почувствовав это, он начал думать, как перевести разговор на другую тему. "Выход мы найдем, - повторил он еще раз, - мне одному трудновато. Прислуга горелый и неудавшийся хлеб кладет в клетушку, чтобы ими кормить собак и кур. На дверях висит ложный замок". Эти слова Ахмета взбодрили Петра. Он тоже разоткровенничался: рассказал о матери и старшем брате, о том, что он должен заботиться, как их накормить.
- Пешком не ходи, - сказал Ахмет, - езжай на Буране. Быстро обернешься. Если кто встретится около мельницы, скажешь, что ищешь жеребят.
Ахмет отдал Петру половину своего хлеба.
- Скажи своим, что голодать не будут, скажи, что и деньги дадут.
Так он отправил сидевшего на Буране Петра домой.
14.
Та ночь у них прошла без сна. Страшный гром и беспрерывно сверкающая как грозный огонь пожара молния заставляли мальчишек постоянно вздрагивать. Казалось, что долгожданные дождевые облака, появившиеся после продолжительных жарких и ясных дней, подготавливали всю природу к встрече с собой. Левша Антон закрыл ворота и подпер все двери сараев. Подойдя к Петру и Ахмету сказал: "Дверь перед сном закройте на засов, а то дверь откроется, молния может залететь". Сам ушел в деревянный сарай. Там была его ночлежка. Наконец, пучки молнии, сверкающие на темном небе, поредели, звуки грома удалились далеко. Начался сильный дождь. Прижавшиеся в дальнем углу мальчишки пришли в себя.
- Уснул что ли Левша? - сказал Петр.
- Он ведь молнии не боится.
- Я тоже не боюсь. Пойдем, в клетушке возьмем горбушки с золой.
- Ты иди, сначала послушай у дверей дровяного сарая, не храпит ли Антон. Если храпит, значит, спит.
Петр вернулся обрадованный:
- Спит, издает звуки, будто жернова мельницы. В клети мне самому зайти?
- Только не споткнись об ящики, чтобы не шуметь. Заходи ощупью.
Петр, хотя и заходил в клети ощупью, зайдя туда, ударился об ящики.
"Кончено" - такая мысль пронзила Петра. Только чувство борьбы за хлеб было сильнее страха.
- Бери, бери, не бойся, только тише,- сказал Ахмет, прибавляя смелости Петру.
Закрыв дверь и повесив замок, мальчишки ушли в лабаз.
Утром постучали в дверь лабаза. С улицы вместе с холодным воздухом зашла тревожная новость. Ее принес Левша Антон. Ахмету, открывшему дверь, он холодно произнес:
- Из клети пропали две горбушки хлеба (кольчи). Прислуга сказала приказчику. Смотрите, нам спасибо не скажут, - хмыкнул он и вышел. Мальчишки растерялись. Хоть бы, когда у Антона было толковое состояние. Только и собирает все плохое. Ахмету он очень не нравится.
- Что за человек этот Левша? - ворчал Ахмет.- Глухой никогда его не трогает. Какая бы срочная работа, требующая спешки, не была, но Антон, пока самокрутку не докурит, с места не сдвинется.
-Раз он сильный, поэтому не боится,- вмешался в разговор Петр, высунув голову из чикмена.
- Тут все просто. Каждый год на сабантуе он получает два приза. Один - за скачки на Гнедом, а второй - за перетягивание палки. Бороться он не умеет. На второй день угощает Глухого. За Гнедого. Они заодно.
Хлебные корочки уже были съедены. Поэтому, наверное, старались сильно не волноваться. Только было успокоились, Глухой, придя в лабаз, нарушил их спокойствие.
- Ах вы, разбойники, - сказал он сердито. - Думали, что не узнают, знаем. У нас есть знатоки.
Это было равносильно тому, как вылить керосин на пылающий костер. Мальчики подозревали Антона. "Чего уж донес, ну что было бы, если бы не сказал, ведь хлебные корочки-то были для прокорма собак".
Следите за самым важным и интересным в Telegram-каналеТатмедиа